О БОРТКЕВИЧЕ В ТРУДАХ КЛЮКИНАПоявился в России в лучах заходящего солнца-Маркса большой ученый Клюкин Петр Николаевич, о котором я уже упоминал
viewtopic.php?p=38476#p38476Его научное творчество исходит из беспроигрышной позиции — он повествует читателю о давным-давно забытых трудах ученых-экономистов и неэкономистов конца 19-го начала 20-го века, причем труды большинства из которых, относящиеся к трактовке проблемы трансформации, никто из наших современников на русском в основном не читал.
Интерпретирует он эти работы, часто упоминаемые и сейчас на Западе, на свой лад и в меру понимания проблемы трансформации. Но все эти мемуары приправлены идеей о какой-то российской аналитической традиции в исследовании «Капитала» Маркса, хотя среди «аналитиков» — Туган-Барановский, который родился и умер на Украине, Борткевич польского происхождения, Чаразов из обрусевших армян.
Такое впечатление, что если бы Троцкий что-либо написал по проблеме трансформации стоимости, то Клюкин и его причислил бы к представителям русской традиции, не говоря уже о Василии Леонтьеве, который все-же внес вклад в эту проблему.
Разумеется, несмотря на «российский уклон», труды Клюкина полезны тем, что в них содержатся переводы фрагментов работ действительно интересных авторов прошлого, о которых в СССР царило гробовое молчание ввиду их идеологической несовместимости с советским мейнстримом.
Предлагаю поэтому ознакомиться с фрагментом из статьи Клюкин П.Н.
Творческое наследие Г. А. Харазова в контексте развития экономической теории воспроизводства // Исторический вестник РХТУ им. Д.И. Менделеева. – 2013. – № 42 (2). – С.5-16.Российская аналитическая традиция в исследовании «Капитала» Маркса (с. 6-8)Политико-экономические исследования Харазова, начавшиеся, видимо, еще в его студенческие годы в Москве(17) (начиная примерно с 1905 г.) и представленные публично, в форме докладов, фокусировались вокруг действительно научного понимания учения Маркса, изложенного в «Капитале». Если учесть, что Борткевич начал свои исследования по «исчислению ценности и цены в системе Маркса» в 1906 г., так как познакомился с методом «Экономических очерков» Дмитриева как раз в 1905 г., то идеи Харазова, очевидно, формировались самостоятельно и даже носили опережающий характер. Применение метода Дмитриева не было для него чем-то обязательным; и действительно, ни в одной из работ у Харазова нет упоминания о Дмитриеве, равно как и о Шапошникове, который инициировал подготовительную критику идей О. Бем-Баверка Борткевичем в теории ценности, а также об А. А. Чупрове, через которого Борткевич узнал о существовании «Очерков». О теории рынка и кризисов ТуганБарановского, которая была своего рода классикой, Харазов, естественно, знал еще задолго до появления работ Борткевича (18).
Тем не менее то, что мы имеем дело с традицией, а не просто с разрозненными исследованиями, пусть и посвященными одному предмету учению Маркса, подтверждается не столько одним проблемным полем (в таком случае в тот период «марксистами» были все от народников до революционеров), сколько единым методом исследования. Этот метод имел две особенности, которые ярко проявились и в трудах Харазова: во-первых, Маркс с самого начала рассматривался не в качестве единственного, а как один из представителей классической школы; во-вторых, вытекающее отсюда обращение к трудам предшественников предполагало применение математического метода. Важную роль играло стремление довести до логического конца даже не те или иные идеи, которые содержались в «Капитале», а общий замысел этого произведения, что обусловливало одновременно и критический, и конструктивный характер выстраиваемых российскими учеными теорий.
К моменту появления работ Харазова традиция имела в своем активе, прежде всего, теорию рынка Туган-Барановского, который стремился непротиворечиво связать схемы воспроизводства из II тома «Капитала», остававшиеся «без своего логического завершения, как бы совершенно инородным телом в стройной системе марксизма», с теорией рынка в III томе, и показывал в итоге, что «спрос на средства производства создает такой же рынок для товаров, как и спрос на предметы потребления»(19). Отсюда логично делался переход к новой теории кризисов, которая принципиально отличалась от Марксовой «теории крушения» (Zusammenbruchstheorie) тем, что показывала периодический характер кризисов.
Такое положение дел, в сочетании с неудовлетворенностью «скороспелыми и непродуманными попытками дать... разрешение противоречия между трудовой теорией ценности и законом уравнения прибыли»(20), привело Дмитриева (уже к весне 1897 г.) к созданию «Экономических очерков», в которых он стремился не согласовать между собой разные тома «Капитала», а, образно говоря, структурно переписать «Капитал» в объеме I и III томов в целях достижения «необходимой общности» метода: последняя, по его мнению, терялась отнюдь не по вине Маркса, а вследствие стремления Туган-Барановского еще в своей ранней статье 1890 г. соединить существование в схемах Маркса первого подразделения, производящего постоянный капитал, с теорией ценности австрийской школы(21). Теория издержек производства Стюарта-Смита-Рикардо в очерке I, реализующая «догму Смита», через нетривиальный механизм ценообразования по принципу согласования кривых валового дохода и совокупных издержек (уже через несколько лет Шапошников попадет в идейный тупик «креста Маршалла» и будет искать выход в теории распределения) соединялась с новой теорией конкуренции в очерке II, и все это для «построения правильной теории промышленных кризисов», осложненной тем не менее влиянием денежного обращения(22). В этом смысле концепция «органического синтеза» Дмитриева как теория ценности в объеме Iго и гл. 1-6 IIго очерков выполняла ту же подготовительную функцию, что и теория рынка у Туган-Барановского.
Данный этап развития традиции завершился публикациями «Кризисов» на немецком языке в 1901 г. и «Очерками» Дмитриева на русском в 1904 г., окончательно обозначив принципиальное, так до конца и не преодоленное расхождение во взглядах между Дмитриевым и Туган-Барановским. Тем не менее были сформулированы варианты соединения теорий из соответствующих томов «Капитала» (второго и третьего у Туган-Барановского(23) или же, в неявном виде, первого и третьего у Дмитриева), в связи с чем привлекалось и масштабно переосмысливалось классическое наследие Стюарта, Смита, Рикардо и Милля.
Однако вовсе не настойчивые и неоднократные указания Туган-Барановского на то, что «проблема кризисов может быть удовлетворительно разрешена лишь на основе правильной теории рынка»(24), привлекли к последней внимание других представителей рассматриваемой традиции(25). В 1905 г. Туган-Барановский применил свою теорию рынка для опровержения так называемого второго варианта Марксовой «теории крушения» капитализма, а именно закона тенденции средней нормы прибыли к понижению, сделав итоговый вывод о том, что «вся эта теория целиком должна быть безусловно отвергнута. Капиталистическое хозяйство не заключает в себе моментов, которые могли бы сделать его дальнейшее существование экономически невозможным»(26). Это был поворотный пункт не только в эволюции самого Туган-Барановского к преимущественному исследованию хозяйств гармонического типа, но и в последующем развитии традиции, которое отныне было в основном связано с немецким вариантом «Теоретических основ марксизма»(27).
В первой статье своей трилогии «Исчисление ценности и цены в системе Маркса» 19061907 гг. Борткевич дает отрицательную оценку тому способу, «каким Туган-Барановский на базе своих схем... приходит к отклонению учения Маркса по вопросу об источнике происхождения прибыли на капитал»(28). А именно, Туган-Барановский, считая теорию прибыли Маркса вытекающей из его теории прибавочной ценности, возражал Марксу с помощью трех последовательных аргументов, из которых решающий третий вопрос о влиянии изменений в строении общественного капитала на общую норму прибыли(29) разрешался им на основе теории рынка по принципу experimentum crucis.
Имея в виду под законом тенденции Марксово выражение для нормы прибыли, используя «методологический прием», когда при неизменном v, означающем одно и то же число рабочих, растет постоянный капитал с. Из двух причин такого снижения-понижения и соответственно повышения производительности общественного труда (а вовсе не распределения общественного капитала на постоянную и переменную часть) Маркс в III томе должен был рассматривать только вторую, которая как раз «соответствует действительному ходу капиталистического развития». Но Туган-Барановский с помощью своих схем получил удивительный результат: именно первая — связанная со снижением реальной заработной платы, а не вторая причина вела к снижающейся норме прибыли; вторая, наоборот, вела к повышению нормы прибыли, и эту повышательную тенденцию ряд противодействующих факторов (удлинение периодов оборота общественного капитала, сокращение рабочего дня, рост реальной заработной платы и др.) могли только ослабить (30).
Борткевич не возражал против критики закона тенденции; но он справедливо посчитал, что аргументация Туган-Барановского, основанная на его теории рынка и на самом деле не показывающая «отсутствие связи между нормой прибыли и строением капитала», безосновательно закрывает путь к разрешению «большого противоречия» между I и III томами «Капитала», отдавая приоритет круговым схемам II тома. Принципиально важно понять, что 2я и 3я статьи в трилогии Борткевича направлены как раз на восстановление той логики «Капитала», которая основана на переходе от теории ценности I тома к теории цен производства III тома.
Своеобразие пути, на который вступил Борткевич, было связано с тем, что он решал эту задачу, одновременно переосмысливая интерпретацию Маркса, данную Туган-Барановским. Первые два аргумента ТуганБарановского из трех против Маркса вращались вокруг соотношения теории прибавочной ценности с трудовой теорией; именно отсюда, по его мнению, проистекало разделение капитала на постоянный и переменный, а также зависимость нормы прибыли исключительно от переменной его части. Стремясь снять эти вопросы, Борткевич обращается к теории издержек производства, развитой Дмитриевым в своем очерке (31). Судя по всему, только влиянием аргументов Туган-Барановского можно объяснить, почему Борткевич, понимая, что «сам Дмитриев полностью отказывается от того, чтобы связывать свою систему уравнений со схемой Маркса», продолжал настойчиво утверждать: Дмитриевская конструкция «находится всецело в русле Марксовой постановки проблемы»(32). Последующее необходимое разведение Марксовых теорий прибавочной ценности и теории прибыли (так как Дмитриев не указывает источника происхождения прибыли на капитал и, по меткому замечанию Шапошникова, не доказывает, что труд является единственным источником ценности) Борткевич осуществляет, возвращаясь к Рикардо, с новой — в отличие от Дмитриева — интерпретацией его главы I «Начал» в духе теории распределения, делая акцент «на динамике цены, формирующейся под влиянием изменяющейся нормы прибыли»(33).
«Преимущество алгебраического метода над арифметическим» в теории цены, приобретенное Борткевичем благодаря системам уравнений Дмитриева, в его 3й статье используется и против Туган-Барановского, и против Маркса. Используя утверждение, что норма прибыли определяется условиями производства предметов потребления рабочих(34), Борткевич в итоге показывает несогласованность предпосылки о постоянной норме прибавочной ценности с фактом роста производительности труда на всех ступенях производственного процесса (или во всех отраслях производства). Третий аргумент Туган-Барановского опровергается тем, что норма прибавочной ценности m/v в его схемах является переменной величиной(35). Ошибочность же Марксовой теории прибыли в том, что, основанная на изолирующем методе, она не принимает во внимание математическую связь между m/v и производительностью труда. В итоге Борткевич хотя и сужает область действия фактора производительности труда, ограничивая ее отраслями, производящими предметы потребления рабочих (и исключая предметы роскоши), но все равно соглашается с интерпретацией Туган-Барановского относительно моделирования технического прогресса Марксом в III томе «Капитала».
Теперь Борткевичу нужно было заново выстроить соотношение I и III томов «Капитала». Можно видеть, что предпочтение в смысле первичности однозначно отдается им III тому, в котором изложена теория цен производства. Теория ценности I тома Борткевичем фактически не затрагивается, причем сразу по двум важным причинам: она не связана больше с теорией прибыли по принципу причины и следствия, так как за основу взят метод Рикардо (36); математическая школа во главе с Л. Вальрасом и В. К. Дмитриевым, использующая принцип одновременного или взаимного определения элементов хозяйственной системы, превосходит старую Марксову «причинно-следственную» точку зрения(37).
В итоге Борткевич фиксирует проблему: расчет капиталистов в условиях стоимостных отношений (том I) и в условиях ценовых отношений (том III) кардинально различен, так как их разделяет «мир конкуренции», что является определяющим для понимания единой нормы прибыли. Однако, заимствуя теорию Дмитриева только в объеме очерка I, Борткевич оказывается в ситуации, когда ему приходится принять в отсутствие своей собственной теорию конкуренции классиков. Результатом соединения «Капитала» в единое целое стала постановка проблемы «трансформации ценностей в цены производства» и ее количественное разрешение, причем в качестве отправного пункта исследования были взяты три подразделения общественного воспроизводства (по примеру Туган-Барановского) (38).
Как видим, решение своей главной задачи потребовало от Борткевича большого арсенала средств, масштабность которых, с одной стороны, и однородность с другой, можно оценить, только оставаясь в русле традиции. Неудивительно, что рассматриваемое только как результат количественное разрешение «проблемы трансформации» стало уже с середины 1930х годов отправной точкой для целого направления теоретической мысли(39).
ССЫЛКИ
(17) Ср.: «...Я рассматриваю всю теорию стадий производства (Produktionsstufen) в качестве собственного достояния, так как я полностью самостоятельно разработал ее уже много лет тому назад... Я должен отметить, что мог изучать труды теоретиков субъективного метода только в течение последних 4 лет (т. с. с 1905 г. - П. К.), когда мои собственные взгляды в результате долгосрочного чтения сочинений Маркса уже в своих основных чертах оформились» (2, XIV. 24 декабря 1909).
(18) Суждение о том, что «легкое разрешение Туган-Барановским противоречия между теорией предельной полезности и теорией объективной меновой ценности не встретило в ней (в российской литературе. - П. К.) сочувствия» (Железнов В. Я. Россия // Русские историки экономической мысли России: В. В. Святловский, М. И. Туган-Барановскнй, В. Я. Железнов/ Под ред. М. Г. Покидченко, Е. Н. Калмычковой. М., 2003 [Wien, 1927]. С. 285), не является здесь аргументом, так как традиция «органического синтеза» не тождественна традиции, связанной с анализом учения Маркса в «Капитале».
(19) ТуганБарановский М. И. Периодические промышленные кризисы. М.: Наука; РОССПЭН, 1997 [1894, нем. изд. 1901]. С. 267. Это расширение рынка происходит безо всякого нарушения баланса между общественным спросом и общественным предложением, хотя наблюдается рост общественного производства при одновременном (сколь угодно мыслимом) сокращении общественного потребления (см.: Там же. С. 257 и др.)
(20) Дмитриев В. К. Теория ценности (Обзор литературы на русском языке) [1908] Дмитриев В. К. Экономические очерки. М.: ГУВШЭ, 2001. С. 480.
(21) Дмитриев В.К. Экономические очерки. С. 5960. Указание сделано в связи с критикой построений Туган-Барановского как относительно идеи «органического синтеза», гак и собственно трудовой теории ценности (см.: Туган-Барановский М. II. Учение о предельной полезности хозяйственных благ как причине их ценности // Юридический вестник. СПб., 1890. Т. 6, кн. 2, № 10. С. 223). По мнению Дмитриева, такое соединение теории ценности Маркса с теорией окольных методов производства Бем-Баверка—Визера является совершенно произвольным предположением, которое в конечном итоге не позволило Туган-Барановскому, во-первых, достичь «органического синтеза» и, во-вторых, критически-конструктивным образом отнестись к Марксовой теории ценности Оc+v+m.
(22) Дмитриев В. К. Экономические очерки. С. 234, 242. Сравнение ведется как раз с теорией Туган-Барановского (с. 239).
(23) Важно отметить, что теория рынка стремилась снять «полное противоречие» между теорией рынка III тома и схем воспроизводства II тома, который был разработан позлее (так и напечатано — В.К.) всех (Туган-Барановский М. И. Периодические промышленные кризисы. С. 251).
(24) Туган-Барановский М. PL Указ. соч. С. 313 и др. Ср. также замечания об этом во 2-м (1900) и 3-м (1914) изданиях «Кризисов»; любопытно, что в 1-м (1894) оно как раз отсутствует.
(25) Характерным примером в истории отечественной мысли может служить творческий путь Н. Д. Кондратьева, который до 1930-х годов развивал идеи Туган-Барановского в теории кризисов и циклов без прямой опоры на его теорию рынка и на Маркса.
(26) Туган-Барановский М. И. Теоретические основы марксизма (1905). Цит. далее по 4-му изд.: М.: Типолитография Т-ва И. Н. Кушнерева и К°, 1918. С. 193.
(27) Впрочем, можно обнаружить и своеобразную русскоязычную традицию в исследован ни (так и напечатано — В.К.) теории рынка Туган-Барановского, связанную с именами его ученика Н. Бернштейна (1911), а также Л. В. Курского (1916).
(28) Bortkiewicz L. von. Wertrechnung und Preisrechnung im Marxschen System , Archiv fur Sozialwissnsehaft und Sozialpolitik. Tubingen, 1906. Bd. 23, Heft 1. S. 4849.
(29) Об аргументе 1 см. ниже. Аргумент 2: если даже верен аргумент 1, то все равно отсутствует связь между строением общественного капитала и общей нормой прибыли, так как по теории цен производства нет никаких оснований предполагать тождественным строение капитала в производстве общественного продукта со строением капитала в производстве общественного капитала. «Общая норма прибыли не совпадает с отношением прибавочной ценности к общественному капиталу» (Туган-Барановский М. И. Теоретические основы марксизма. С. 143 144).
(30) Он моделировал вторую причину как случай технического прогресса, когда часть прибавочной стоимости первого подразделения капитализируется, после чего вследствие увеличенного общественного продукта рабочие также «выигрывают от поднятия производительности труда: их реальная заработная плата возрастает на 10%». Тем самым Туган-Барановский стремился, во-первых, обнаружить действие закона тенденции в самой резкой форме (Маркс предполагал реальную заработную плату неизменной, при существовании, в общем, обратной зависимости между нормой прибыли и заработной платой), и, во-вторых, «не казаться сторонником железного закона заработной платы» (Туган-Барановский М.И. Теоретические основы марксизма. С. 148-149, 151).
(31) Тем более что сам Туган-Барановский так выразил свой первый аргумент: на уровне отдельных предприятий внутриотраслевые нормы прибыли не зависят от строения капиталов, так как «товарные цены, а следовательно, и норма прибыли складываются на основе не абсолютной трудовой стоимости, но на основе капиталистических издержек производства... С этой последней точки зрения ист (так и напечатано — В.К.) никакой разницы между затратой капитала в форме заработной платы или средств производства» (Туган-Барановский М. И. Теоретические основы марксизма. С. 141).
(32) Bortkiewicz L. von. Wertrechnung und Preisrechnung im Marxschcn System // Archiv fur Sozialwisscnschaft und Sozialpolitik. 1907. Bd. 25, Heft 1. S. 35. Согласование теории Рикардо с Марксовым разделением капитала на постоянный и переменный, которое «тянулось через все три тома «Капитала» и скорее препятствовало той цели, которую поставил себе Маркс, чем шло ей на пользу» (S. 32), было осуществлено с помощью фактора времени (продолжительности процессов производства).
(33) «В противоположность этому вопрос об отклонении цен от ценностей уходит у него (Рикардо. - П. К.) на задний план. Ведь постановка принципа исчисления цены на место исчисления ценности оказывается в рикардовском изложении в известной степени только частным случаем повышения нормы прибыли, которая при этом возрастает от нуля до какой-либо положительной величины» (Bortkiewicz L. von. Op. cit. Heft 1. S. 43).
(34) Дмитриев В. К. Экономические очерки. С. 80 81; Bortkicwicz L. von. Op. cit. Heft: 2. S. 445.
(35) Bortkiewicz L. von. Op. cit. Heft 2. S. 446. По этой причине «доказательство независимости органического строения капитала от нормы прибыли ему не удалось... Утверждение [такой связи] делают полностью безосновательным как раз сами схемы ТуганБарановского» (Bortkiewicz L. von. Zur Berichtigung der grundlegenden thcoretischen Konstruktion von Marx im drittcn Band des «Kapital» // Jahrbuchcr fur Nationalokonomic und Statist!k. 1907. Bd. 34. S. 335).
(36) «У Маркса исчисление цены скорее является необходимым следствием того факта, что прибыль на капитал как таковая существует и выражает известную тенденцию к выравниванию [прибылей в отдельных отраслях производства]» (Bortkiewicz L. von. Wertrechnung und Preisrechnung im Marxschen System. 1907. Bd. XXV. Heft 2. S. 475).
(37) Bortkiewicz L. von. Wertrechnung und Prcisrcchnung im Marxschen System. 1907. Bd. 25, Heft 1. S. 3539. У В. Парсто (так и напечатано — В.К.) в его «Manuel d’economic politiquc» (Paris: Giard ct Brierc, 1909. P. 241) звучит фактически та же мысль: что понятие ценности было специально изобретено слабо подготовленными в математике теоретиками издержек производства, чтобы вырваться из «порочного круга» определения ценностей из ценностей (Харазов был знаком с этой работой Парето).
(38) Bortkiewicz L. von. Zur Beriehtigung dcr grundlegenden thcoretischen Konstruktion von Marx im dritten Band des «Kapital». S. 319-335. Борткевич осознавал, что таким образом нашел срединный конструктивный путь между уничтожающей критикой Маркса и полным отсутствием такой критики.
(39) Начало было положено японской школой г. Киото в лице К. Шибаты, который, видимо, был первым, кто еще до работы П. Суизи (1942) оцепил значение «трансформационной процедуры» Борткевича (Shibata К. On the Law of Decline in the Rate of Profit Kyoto University Economic Review. 1934. Vol. IX. P. 63).
С уважением,
Валерий