Однако, не всё так просто. В первоначальном варианте романа итоговому выводу (отнюдь не новому и не оригинальному) предшествовало, как уже говорилось, сравнение Артёмом (в предпоследней главе, во время перехода героя от Полянки до Боровицкой) разных мировоззрений, с которыми он успел познакомиться . И вот тут-то и начинается самое интересное. Артём не просто вспоминает каждую систему ценностей ("веру" или "идею", или "философию", как это названо в романе). Герой, следовательно, и автор, дают весьма глубокий анализ того, что представляет собой вера (совсем не обязательно религиозная), каковы закономерности её самоподдержания среди своих адептов, каким образом она руководит их поведением. И это уже фактически не художественный, а настоящий научный текст, просто для иллюстрации того или иного положения используются определённые моменты из того, что узнал Артём во время своего путешествия. Формулируемые в книге тезисы можно свести к следующему (цитаты даны с сайта
http://wasteland.ag.ru/biblioteka/lyubi ... WOHFNLtkoI).
1. Все люди испытывают потребность во что-то безоговорочно верить. "Если каждый из встреченных им на его пути отстаивал истинность именно своего верования, отрицая ценность остальных, это могло указывать только на одно. Наблюдая за ними отстранённо, можно было заметить какую-то странную, болезненную склонность, обобщающую всех их, несмотря на видимые различия. Все они стремились верить во что-то". "Вера — это просто душевная потребность человека".
2. В основе любой веры лежит какая-то базовая идея, и это может быть, вообще говоря, всё что угодно. "Стремление <верить> было настолько настойчивым, целиком поглощающим любого, что выбор объекта или идеи для веры становился второстепенным. Это была некая жажда, присущая всем людям, и каждый утолял её как мог".
3. Важное с точки зрения одной базовой идеи является совершенно несущественным с точки зрения другой. Например, для "фашистов" Четвёртого рейха "быть <...> означало бороться, но противником в этом случае был призрак, они пытались уничтожить собственные страхи, удовлетворить инстинкты ценой жизни десятков людей с другим оттенком волос и кожи, которые даже и не подозревали, что являются кому-то врагами". Революционные коммунисты же "верили в противоположное. Для них цвет кожи и национальность не имела ни малейшей важности. Напротив, они гордились тем, что их отряд был интернационален, тем что их объединяет не принадлежность к одному биологическому подвиду, а идея, делающая их похожими не телесно, а душевно".
4. Всякая базовая идея должна определённым образом объяснять мир, таким образом, чтобы объяснение как бы подтверждало правоту идеи, причём разные идеи предполагают совершенно разные объяснения одних и тех же фактов и событий. "Всё, что братья в Сторожевой Башне видели вокруг себя, подтверждало слова их наставника. Иначе и быть не могло. Вся история человечества, как бы она не повернулась, была бы сразу же воспринята ими в нужном ключе, любые происшествия укладывались в предначертанное свыше, нужно было только посмотреть на них под правильным углом. Свято веря в своего
Бога, они видели в гибели мира Армагеддон, «Божью войну по истреблению зла», хотя вряд ли кто из них решался задуматься, было ли злом всё уничтоженное в этой войне. Случившееся как нельзя лучше доказывало им правоту священных книг". "Для них произошедшее было не гибелью мира, а сладостным преддверием царствия Бога на земле. Себя они видели избранным народом, который удостоился выжить в последней битве и будет допущен в рай при жизни. Артёму вспомнился рассказ сбежавшего от
сатанистов. Те тоже говорили о последней битве, но считали, что победила в ней как раз противоположная сторона, и видели в метро вовсе не ковчег, в котором остатки человечества несутся к райским вратам и вечной жизни, а начало спуска в Преисподнюю, и нельзя было сразу рассудить, чьё восприятие убеждало более. Как это могло быть, что одно и то же реальное событие может быть настолько по-разному понято и осознано разными людьми? Для одних метро было преддверием рая, для других— ада".
5. Всякая базовая идея должна придавать определённый смысл существованию как отдельного человека, так и сообщества людей, построенного на её основе. Так, "фашисты" видели смысл своего существования в борьбе с людьми других национальностей и рас. Значит, надо "постоянно готовиться к войне, не расслабляться ни на миг, бдительно высматривать врагов в каждом проходящем через их территорию". "Расовая вражда жила только в их сознании, внешний и внутренний враг нужны были только чтобы оправдать жёсткость режима, извечная грустная история опять повторялась. Когда весь мир против тебя, и никому нельзя верить, это рождает озлобленность и отчаяние, а то в свою очередь дарит новые силы". В то же время у коммунистов троцкистского толка смыслом жизни была революция. "И насколько Артём успел разобраться за свою жизнь в этой идеологии, главным её моментом было не достижение цели, а сам процесс. Упоительно было именно поджигать метро революционным пламенем, создавать динамику, изменять мир. Смысл был не в установлении другого строя, а в самой революции. Без движения идея хирела, вырождалась, теряла свою привлекательность". Для сектантов из "Сторожевой башни" смысл существования был в достижении Царствия Божия и вечной жизни непосредственно в метро.
6. Базовая идея должна чётко делить мир на хорошее и плохое, своих и чужих, белое и чёрное, без всяких полутонов, причём приверженцы данной конкретной идеи считаются хорошими, а все остальные люди - плохими. "Фашисты, безраздельно властвовавшие на Пушкинской, Чеховской и Тверской, <...> различали только <...> два цвета, и были слепы ко всем другим. Разделяя оставшихся в метро людей на две категории, ведомые своей звериной ненавистью к инородцам, они видели полную черноту в смугловатой коже и тёмных волосах. Эти для них олицетворяли чёрное — угрозу, чужое, смерть. Себя и себе подобных они считали белыми — чистыми, избранными, заслуживающими право жить". Коммунисты "не так уж отличались от своих врагов, только уничтожали они по принципу внутренней несхожести, а не физических отличий". "Либо гордый, алый, как кровь павших товарищей, цвет нашего знамени, либо мутный, неразборчивый, неприятный, которым можно описать всё остальное". Сектанты "видели в гибели мира Армагеддон, «Божью войну по истреблению зла», хотя вряд ли кто из них решался задуматься, было ли злом всё уничтоженное в этой войне". "Себя они видели избранным народом, который удостоился выжить в последней битве и будет допущен в рай при жизни".
7. Идея санкционирует убийство людей, которые расходятся во взглядах с её приверженцами. "Для того, чтобы двигатель заработал и бесконечный крестовый поход против чужого начался, восприятие мира у крестоносцев должно быть упрощено до предела, потому что когда жизнь превращается в бесконечное поле брани, в ней уже не остаётся места и времени для самокопания и колебаний. Критерием <...> служила безоговорочная готовность убивать живущих — если ты достаточно убеждён в верности идеи, которая движет тобою, ты не поступишься и уничтожением других, которые расходятся с тобой во взглядах. Так во все времена человечество доказывало свою веру". "Что превращало грабительскую добычу — в трофей, и заурядное убийство — в подвиг? Идея. Она освящала преступление, меняла его значение, переворачивала с ног на голову привычные понятия и разрешала одним людям без угрызений совести стрелять в других, а потом раздевать трупы и оставлять себе понравившиеся вещи. Стоило поверить в неё, раскрасить мир в два цвета, и многое становилось дозволенным, многие вопросы обретали ответ".
8. Вера не разрешает своим приверженцам сомневаться ни в одном из своих аспектов. "Никакая вера не терпит сомнений, она требует решительно определиться: с нами или с ними. Если с нами, не смей ставить под вопрос ни одну частицу из того, что составляет нашу философию. Если ты усомнился — ты не с нами, а значит, против нас". "Сотни людей, которых Артём видел в Сторожевой Башне, раскрыв рот, ловили каждое слово своего старейшины, и каждое его слово было для них истинным".
9. Базовая идея вместе с построенными на её основе объяснениями мира образует весьма сложную систему, понять все аспекты которой могут далеко не все её приверженцы, а лишь немногие из них, наиболее развитые (как правило, но не всегда, это предводители сообщества людей, основанного на той или иной идее). Несмотря на то, что большинство приверженцев какого-либо мировоззрения не понимают всех его аспектов, они, тем не менее, безоговорочно принимают его целиком, и предпочитают не задумываться о всяких тонкостях. "Мало кто из исповедовавших свою идею до конца понимал её смысл и разбирался во всех тонкостях её построения. Охранявшие его фашисты не знали толком, что означает их главный символ, бойцы революционной бригады обращались к своему гуру за разъяснениями, потому что не могли дать ответ на несложные Артёмовы вопросы. Выходило, что для того чтобы верить во что-то вовсе не было необходимым понимать как следует, во что ты собственно веришь. Это настораживало. Вера есть убеждённость, но о какой убеждённости может вообще идти речь, если не знаешь всего о том, во что хочешь верить? Может, на самом деле всё было ровно наоборот и безоговорочная вера как раз подразумевает незнание? Чтобы искренне верить во что-то, нужно видеть только его сильные стороны, а для этого нужно закрывать глаза на уязвимые моменты и игнорировать явные противоречия. Не знать о слабых местах, и не стремиться к тому, чтобы о них узнать. Там, где нет однозначности, нет места и для веры".
10. Для того чтобы привлекать интеллектуально развитых адептов, в рамках веры существует и сложная часть, для познания которой нужно не просто верить, но и уметь мыслить логически. "Многое из того, что Артём услышал в Сторожевой Башне, показалось ему ошибочным или лживым. Чтобы всё услышанное им вместо беспорядочной груды кирпичей образовало стройное здание, необходим был скрепляющий раствор. И он знал, что послужило бы цементом для строения религии, которое наспех возводил старейшина Иоанн на своих уроках. Это были слова, которые, единственные из сказанного братьями, нашли в нём настоящий отклик. Брат Тимофей с завидной лёгкостью отвергал бессмысленность и хаотичность существования с той же лёгкостью, с какой обещал он вечную жизнь. <...> Но именно оттого, что даваемые ответы были настолько легки и приятны, они и насторожили Артёма. Это были ответы для слабых, это были ответы для тех, кто был не в силах и не имел смелости услышать другие. Впрочем, неважно, насколько всеобъемлюща, правдива и убедительна была вера брата Тимофея и старейшины Иоанна, наверняка у них нашлись бы и более изощрённые доводы, и тайные логические построения, которые они создавали для обращения духовно развитых, и которые позволяли им скрыть древние противоречия".
11. Вера даёт людям некоторые обещания, которые в принципе никогда не могут быть выполнены. "Вера немедленно потеряла бы свою мощь и свою привлекательность, потому что удерживать людей можно было только обещанием, а не его исполнением".
12. Всякая вера объясняет мир лишь в его определённой части, в определённых аспектах, а то, что не объяснено, подменяется фантазиями, иллюзорной частью веры. "Вера — это неизбежное упрощение бесконечно сложного мира, лежащего перед каждым из нас. С ней легче жить, но она превращает человека в зашоренную лошадь, которая не пугается происходящего вокруг, потому что ей доступна только малая его часть — лежащая прямо перед ней. <...> Если любая вера позволяет видеть лишь небольшой кусочек мира, потому что остальная картина способна полностью перевернуть убеждённость в её правоте, то что же приходит её на смену?
Как человек достраивает остальное строение, чем заполняет огромные зияющие провалы в картине реальности, предлагаемой верой? Мир, лишённый какой-либо из своих частей, искалечен, и люди пытаются восстановить его целостность искусственными конструкциями. Но этим нельзя излечить рану и заживить вырванную плоть мира. Люди не умеют вырастить руку взамен отрезанной, и они крепят к культе протез. Протез помогает им существовать, но он не является частью тела. Он — ложь, он — фальшивка, подделка под человеческое тело. Так же безыскусно они поступают и с действительностью. Взамен вырванных конечностей становятся грубо выструганные детали, и поверив в какую-либо идею, человек поселяется в протезированном мире. Хуже того, они достраивают делающуюся незримой действительность, исходя из логики крошечного её фрагмента, видимого каждому из них. Но вся совокупность была заведомо лишена всякой логики и системы, так что любые попытки представить её в упорядоченном виде были изначально обречены. Глупо, увидев человеческий палец, считать, что и весь человек, должно быть, являет собой один огромный палец.
Чем достраивают свою ущербную реальность фашисты, захватившие три станции в самой середине метро? Тот её участок, что породил их идею и поддерживает её, так мал, что нужна поистине градиозная фантазия, позволяющая наполнить вакуум подходящим содержанием. Они населили мир своими врагами, они внушили себе, что ненависть их врагов к ним — первична, они внушили себе собственное превосходство над ними. Но их противники ничего не знали о вражде, пока не попадали в их владения. Вражда была выдумана. Враг — иллюзорен. Как иллюзорен был и весь их мир, построенный на ненависти и национальном отличии. Иллюзии помогали им заполнить пустоту, послушно образуя пугающие фантомы, они создавали столь необходимое чувство постоянной угрозы, они поддерживали их в их вере, наделяли жизнью их идею. Без иллюзий их мир постиг бы крах. То же происходило и с революционерами, спасшими Артёма от смерти. Разве соответствовал мир, в котором они существовали, миру самого Артёма <...> ? Ничуть. В нём не было места ни для чёрных, ни для безголовых мутантов, ни для постигшей землю катастрофы. Всё это просто не укладывалось в ясную и чёткую схему, которой подкупала их идея. Соответственно это оставалось за пределами их действительности. Взамен вырванных кусков они строили свои собственные иллюзии. Они до сих пор делили землю на два лагеря, как столетие назад, они нашли себе врага и заставили себя поверить в него, потому что история развития их идеи требовала присутствия подобного противника.
То, что старейшина Иоанн называл Армагеддоном и считал главным свидетельством своей правоты и истинности своей веры, просто не существовало в глазах товарища Русакова и его бойцов. Гигантский кусок реальности должен был быть изъят и уничтожен, а образовавшийся провал — занят соответствующими иллюзиями, чтобы они смогли продолжать верить в свою идею. И это было с лёгкостью проделано. В иллюзорном мире, населённом призрачными противниками и воображаемыми друзьями, им было
намного спокойнее и проще, чем в действительности, например, Артёма".
13. Религия имеет два важных преимущества перед остальными верами: она помогает преодолеть страх смерти, а её иллюзорная часть лежит за пределами человеческого опыта, и поэтому не может быть проверена. "Но религия тоже могла дать ответы на многие вопросы, тревожащие беспокойное человеческое сознание, и прежде всего она помогала преодолеть страх смерти, обещая вечное существование души. Ни одна из двух идеологий <коммунизм и нацизм>, с которыми Артём успел столкнуться, не утешала умирающих, она только пыталась внушить им, что их смерть будет не напрасной. Но кому это поможет смириться со своей участью?" "Было ли игрой воображения то, что предрекали и сулили братья Сторожевой Башни, не поддавалось проверке. Иллюзорная часть их мира лежала за пределами человеческого опыта, и поэтому оставалась неуязвимой. Но что отличало эту веру ото всех других? Она стояла наравне с ними, и недосягаемость её иллюзий не означала их реальность".
14. Отказ от какой-либо веры вообще делает существование человека бессмысленным, лишённым надежд. "Имеет ли смысл селиться в мире чужих иллюзий? Стоит ли принимать чью-либо веру, поднимать на свой флаг какую-либо идею? Не важно, достойны ли вера и идея этого, достаточно ли они красивы, можно ли убедиться в них самому и убедить других. Вопрос в том, имеет ли всё это смысл, если заранее известно, что любая идея и вера по своей природе ошибочны и не цельны. Можно выбрать мирок поуютнее, тот, иллюзорная часть которого завораживает или утешает выбирающего наилучшим образом. И можно отказаться от любой попытки упростить мир, ограничить его, подчинить его какой-либо логике, систематизировать и сделать максимально пригодным для своего обитания — и просто наблюдать всё его бесконечное многообразие. Но цена такого выбора высока: пустота бытия, бессмысленность существования, безграничное одиночество, отсутствие надежд. И всё равно всеохватывающая картина настоящего мира не будет ему доступна никогда. Так стоит ли одно другого?"